Все превратилось во всепоедающую серость, как будто бы кто-то украл краски. Родди уже не мог чувствовать себя на этом поприще даже черным пятном, просто был темнее некоторых. Градации серого… Интересно, что значит тот или иной оттенок этой пустоты. Роджеру было страшно. Он проснулся утром, почти до того момента, который называют «ни свет, ни заря». Понял, что даже звезд с прошлой ночи не осталось, а так же то, что он вновь оказался не в темных гниющих болотах, а в своей кровати, относительно несвежей. Поелозил, почувствовал дикую боль в спине. По телу пробежала судорога, которая заставила мужчину скрючиться. Он не мог даже слова произнести, чтобы обругать сове такое жалкое состояние. Позже норвежец разгонялся, пришел в себя и поднялся, чтобы что-то сделать, просто выбраться с кровати.
Темно. Под ногами зашуршали разбросанные листки с нотами и словами. Родгайр нагнулся, надеясь, что спина не выкинет более ничего противоестественного. В руках его оказалась мятая бумага, почти блестевшая своей белизной в полутьме. Слова. Очередной недописанный текст. Строчки пьяно сползают вниз, хотя начинаются ровно. Очередной приступ хандры внезапно охватывает нутро мужчины, он гневно отбрасывает лист в сторону и закрывает взмокшее от очередного кошмара лицо руками. Показалось, что не сможет сказать и слова. Гаркнул, благо окно было закрыто. Запотевшее такое, но серое, темное. По квартире разнеслось унылое эхо. Род подошел к окну, вытер рукой запотевший участок, стало яснее. Но не в голове. Рот собрался в какую-то уж больно трагичную нитку. Вяло поплевшись в ванную, музыкант ненароком зацепил плечом угол стены. Теперь было больно вдвойне. Род стиснул зубы, но отправил себя в душ. Просидел там, кажется с часа два. Подушечки пальцев сделались морщинистыми, выходить из душной парилки, в которую превратилась ванная комната, не хотелось. Все тело будто бы отказывалось слушаться.
-Не надо! Подумай! - кричало нутро.
-С ума схожу! - отвечал разум, недовольный железными тисками, которые тихой кошачьей походкой подобрались к нему, уже поигрывая как с клубком ниток.
Вышел, обернулся тем самым огромным полотенцем и поставил чайник, решил выпить крепкий английский чай, позавтракать, может, нормально. Родгайр в прямом смысле слова чувствовал себя мертвым. Может, именно таким старина Гризли всех и представляет – набитыми манекенами, в которых нет ничего от живого человека. Отчего-то тогда у куклы возникли какие-то попытки вкарабкаться, прикрыв за собой зловонный люк, в нормальную, долгую и счастливую жизнь? Это было частью какой-то игры. Какого-то фарса. Родди теперь хорошо понимал, о чем писал когда-то Набоков, приглашая на казнь. О чем думал забитый в своей камере господин Ц. Разорвать ненастоящее, выйти к таким же людям, как и он сам. В этом никто не виноват, в этом виноват сам человек. Воздуха не хватает, как под метрами, километрами ледяных океанических вод. Вот подплывет огромная рыба и ухватит что-нибудь вкусное. Хватит! Лучше умереть. Плевать!
Собравшись с кое-какими силами, Роджер добрался до телефона и набрал Сьюзан. Коротко поприветствовал и отделался лишь временем, местом и тем, что «надо поговорить».
-Это срочно. Другого шанса, может, не будет, мисс Ружмонт. – Куда-то делся даже специально ставленый акцент. Род говорил на каком-то безликом английском, как некий, невидимый оператор связи. « Абонент – не абонент». Положил трубку, не дожидаясь ответа, вздохнул и допил чай.
Улица тоже предстала перед музыкантом безликой. С собой у него была пачка сигарет, ключи от дома и небольшая наличность. Он не пил. Совсем не пил в этот день, но отчего-то не казался собранным и решительным в своей идее. Хандра, депрессия, он понимал, что из этого не выбраться. Слова не складываются в стихи. Хочется писать только о вывернутых тушах. Хочется кричать, чтобы уши закладывало, чтобы каждый воротил в ужасе голову, терялся в догадках – к чему бы это. Алкоголь тут вовсе не причем. Пойло лишь сожгло до чертиков много серого вещества и нужные, может, правильные мысли, которые бы безусловно сделали Родди нормальным, обычным. Но так не случилось.
Мужчина отправился на набережную пешком, торопиться не стал. В душе горел последний, траурный огонек. Свечечка, лучинка, которая требовала помочь хотя бы одному человеку. Ну, как помочь. Дать жить нормально и не терзать больше.
Много людей даже в такую погодку, все тоже серые, улыбаются чему-то своему. Пальнуть бы в толпу из ружья, кинуть бутылку с зажигательной смесью, крича нечто вроде: “ Ave Satan!”
Нет, руках только мятые папиросы. Род закурил и направился к одному из ларьков, безмолвно положил купюру, требовательно глянув на кофеварку. Продавец понял чудом и выдал странному клиенту небольшой стаканчик с какой-то приторной жижей, которую некоторые звали американо. Кто вообще придумал продавать такую ересь в Англии? От ведь!
На носу Родди, периодически играя бликами, отражая в темном свете проходящих людей, сидели солнцезащитные очки. Солнца не было! Голов была не покрыта, хотя виски уже сводило от холодного ветра. Куртка неуверенно билась воротом о грудь.
Роджер не брился уже, кажется неделю, а потому стремительно зарос. Был теперь как перец с солью - кое-где проглядывали седые волоски. Стоило посмотреть на извечно наголо выбритые бока черепа, чтобы понять - лучшие времена этого человека прошли. Сер, как какая-то мышь.
Отредактировано Rodgeir Backer-Grøndahl (2012-12-11 23:55:09)
